Большое интервью с керчанином Владимиром Виноградовым - одним из первых разработчиков систем противоракетной обороны страны

Доктору технических наук, профессору Владимиру Виноградову непросто найти собеседника по роду своей научной деятельности. Она весьма специфична. Выпускник средней школы №13 Керчи поступил в Московский физико-технический институт. Успешно окончил его и очную аспирантуру. Более 20 лет преподавал на базовой кафедре МФТИ. Автор двух монографий и более 70 научных работ в журналах Российской академии наук.

Работал в ОАО «Алмаз-Антей» в должности заместителя начальника по научной работе. Один из первых разработчиков систем противоракетной обороны страны. В настоящее время Владимир Николаевич работает на кафедре судовождения и промышленного рыболовства Керченского государственного морского технологического университета. Он полон научного задора и новых замыслов. С ним сегодняшняя встреча в «Нашей гостиной».

— Владимир Николаевич, все мы родом из детства. Какие воспоминания сильнее всего врезались в память?

— Живу я очень давно. Мне уже 86 лет. Я, наверное, «динозавр», ведь видел живых немцев в годы войны. Во время оккупации мы жили на Ленинской, где сегодня находится полиция. Там было гестапо. В первое время немцы вели себя, словно барины. Изображали из себя благородных офицеров. Когда наши им всыпали, немцы совершенно изменились и стали лютовать.

Школа №13, в которой я начал учиться, была наполовину разваленная. После войны учились мы тяжело. Поначалу я учился очень плохо. Отца рядом не было. Воевал он с 1939 года. Для него война закончилась в 1946 году. Мать пыталась меня чему-то учить. У нее, полуграмотной крестьянки, это не особо получалось. Как-то по русскому языку я получил единицу с минусом. Этот предмет мне явно не удавался. Пришлось исправить единицу на четверку в обратную сторону.

Вернувшийся домой отец стал со мной серьезно заниматься. Он увлекал меня хитрыми задачками. За успешное их решение поощрял мороженым. Так я увлекся математикой, физикой, химией. Они мне легко давались. Учитель математики мне ставил или пятерку, или двойку. Физик сперва ставил мне пятерку, а потом слушал ответ. Настолько был уверен во мне. В аттестате у меня были все отличные оценки, кроме русского языка, оцененного тройкой. Я мог идти только в технический вуз. Выбор пал на поступление в Московский физико-технический институт.

— Чем вас привлек именно этот институт с громким именем? Ведь в Москве немало вузов с такой же хорошей репутацией.

— Я поехал со своим одноклассником. В МФТИ экзамен был раньше, чем в других институтах. Если экзамены складывались неудачно, абитуриент мог с полученными оценками поступить в другой вуз. Физико-технический институт был создан (в числе его создателей — маститый академик Петр Капица) для подготовки математиков, физиков для работы в так называемых шарашках — закрытых конторах, полувоенных предприятиях. Там работали и ученые, получившие срок, и пленные немцы, итальянцы, румыны.

Мы сдавали при поступлении в МФТИ девять экзаменов, в том числе три по математике и два по физике. Отношение экзаменаторов было достаточно лояльное. В один день я умудрился сдать два экзамена. Прошел по конкурсу. Был поселен в общежитие с четверокурсниками. Они меня взяли под свое крыло. Учеба была сложной, но я с ней справлялся. После третьего курса был направлен на практику в почтовый ящик №1323. Сегодня это известное оружейное предприятие «Алмаз-Антей». Там был строгий пропускной режим.

Хорошо помню работу с очень известными учеными. В их числе — ленинградский математик Кошляков, физик Дашевский, Нахим Лившиц. Мы сидели в одной комнате. Пришлось услышать много умных разговоров. Директором нашего предприятия был сын Берии — Сергей Лаврентьевич. Нам было поручено заниматься противоракетной обороной. Группа, в которой пребывал я, специализировалась на системах автоматизированного управления. Поначалу некоторые наши идеи не воспринимались всерьез, считались утопическими. Но коллектив, известный прежде всего пятью выдающимися математиками и физиками, упорно шел к цели. Нахим Лившиц везде брал меня с собой. Кстати, он был единственным из когорты признанных ученых, который не сидел. Бог миловал.

— О людях, работавших в шарашках, написано много. Достаточно вспомнить роман Александра Солженицына «В круге первом». Красной нитью проходила мысль, что для больших ученых даже свобода не являлась абсолютной ценностью. Их называли фанатами науки. А какими они запомнились вам: предельно увлеченными технарями или же всесторонне одаренными личностями?

— Они были одаренные люди не только в математике и физике. Проявляли интерес к кибернетике, которую в Большой советской энциклопедии представили буржуазной лженаукой.

— Такая же участь постигла и генетику...

— Тем не менее нас хорошо обес­печивали научными журналами, разведывательными данными об американских системах противоракетной обороны. Мы шли по очень серьезным направлениям. Для создания противоракетной обороны было создано отдельное предприятие — «Нирп». Его возглавил Григорий Кисунько. Главным теоретиком был Нахим Лившиц.

— Какие возможности были у этого предприятия?

— По тем временам платили нам сравнительно неплохо. За четыре года в Казахстане на озере Балхаш появился военный городок с радиолокационными станциями, стартовыми позициями и тому подобным.

Я попал под влияние Лившица. Нахим Аронович меня всячески поддерживал.

— Что подразумевала в то время противоракетная оборона?

— Она включала в себя множество радиолокационных станций. Главная задача заключалась в защите высших звеньев управления. Так как защита всего СССР не представлялась возможной, то было решено прежде всего защищать Москву и около 20 высших звеньев управления. Отрабатывалась система предупреждения ракетного нападения (СПРН). Одна из станций находилась в Балаклаве. Мой институтский товарищ, с которым я прожил девять лет в одной комнате, был главным конструктором СПРН. Рассматривалось и нанесение ответного удара по противнику в случае нападения. Сдерживающая система охлаждала пыл США. Ею я и занимался всю сознательную жизнь.

— Довелось ли вам учиться в аспирантуре?

— Я три года учился в очной аспирантуре МФТИ. В 1965 году защитил кандидатскую диссертацию по вышеупомянутой тематике. Я был больше склонен к теоретическим исследованиям. Мне ставилась задача обрабатывать информацию для выдачи координат тех целей, которые нападают, и поразить их. Многие станции обнаруживают цели. Надо определить параметры их движения: куда летит, по какой траектории и так далее.

— Какую систему вы создали и испытали первой?

— Это была система самонаведения, за которую я получил медаль «За заслуги перед Отечеством» II степени. Ракета сама наводится на цель. На ее борту стоит электронная машина, обрабатывающая информацию с земли, определяет координаты цели и поражает ее. Это первый мой труд. А второй большой труд — создание двух противоракетных систем. Одна называлась «А» и находилась в Кубинке под Москвой. Но, как показало время, она оказалась неэффективна.

— Выходит, без неудач не обходилось.

— Случались и они. Григорий Васильевич Кисунько на этом погорел.

В семидесятых годах прошлого столетия в СССР и в США цель представляла собой боевой блок и корпус. Систему делали против американского нападения. Когда она была готова, оказалось, что цели стали очень сложными. Цель несла не один боевой блок, а десять. Боевые блоки прикрывались детонными облаками — иголками, создающими помехи. Летит некое блестящее облако в диаметре километров 20, а в длину километров 300. Внутри него находится цель. И не одна, а десять. В таких условиях созданная Кисунько сис­тема не могла работать. Автору поставили в вину то, что он не прорабатывал новые системы.

Пришел другой руководитель — Анатолий Георгиевич Басистов. Все вернулось на круги своя. Мы сделали вторую систему, способную функционировать в новых условиях. Сегодня она находится под Москвой и защищает ее и Московскую область.

— Во времена Карибского кризиса перед вашим предприя­тием ставились задачи или же он обошел его стороной?

— Комплекс, созданный под руководством Лившица, воевал во Вьетнаме, в Корее, был установлен на Кубе. Не секрет, что такое оружие мы поставляли на остров Свободы. Оно служило сдерживающим фактором для США. Кубинцы могли с помощью наших систем защищать свои стрельбовые комплексы и наносить американцам ответный удар.

— Вы наверняка застали конверсию. Как отразилась она на деятельности предприятия «Нирп»?

— После распада Советского Союза оно оказалось в очень серьезной ситуации. В самых верхах посчитали, что ничего подобного делать не надо. Ломалась созданная нами аппаратура. Все распродавалось. К руководству начали приходить случайные люди. Мои друзья и я три года не получали зарплату. В коммерческие структуры ушла талантливая молодежь.

— А на что жили?

— У меня была машина. Я работал таксистом в Москве. Тем же занимался генеральный конструктор.

Потихоньку мы выстояли. Сегодня наши разработки снова востребованы.

— Вы говорили о сборе информации. А приходилось ли иметь дело с дезинформацией?

— Она поступала от американцев. В конце XX века подняла голову телепатия. На полном серьезе заговорили о передаче мысли на расстоянии. В США появилась публикация об использовании телепатии в системах управления. Нахим Лившиц был вызван в высокие кабинеты. Ему поставили задачу разобраться по существу в данной проблематике. Обещали поддержку.

Помню, как Лившиц, я и несколько наших коллег приехали к академику Владимиру Александровичу Котельникову, занимавшемуся исследованием передачи информации. Он и его единомышленники со смехом восприняли цель нашего визита.

— И что сегодня вы можете сказать о телепатии? Есть ли в ней рациональное зерно?

— Могу сказать так: что-то в этом есть, но вокруг телепатии много шарлатанства. Функции головного мозга исследовались в МФТИ. На эту тему серьезно писал академик Николай Амосов. Пока наука не может однозначно ответить, есть ли у телепатии будущее как у гипотезы. Определенные силы не прочь ее использовать и в гражданских, и в военных целях.

— Довелось ли вам работать сотрудником кафедры?

— На нашем военном предприя­тии была базовая кафедра, которую возглавлял Нахим Аронович Лившиц. Как любимый его ученик я там преподавал.

— Владимир Николаевич, есть ли у вас свои ученики? Есть ли среди них те, кем вы гордитесь?

— Могу гордиться А. А. Манукьяном, защитившим докторскую диссертацию. Он еще работает в концерне «Алмаз-Антей». В родном институте и я работал на полставки.

— А как вы оказались в Керченском государственном морском технологическом университете?

— По приглашению. В КГМТУ уже пять лет работаю на кафедре судовождения и промышленного рыболовства, которую возглавляет Николай Владимирович Ивановский. Я создал группу из талантливых молодых ребят.

Предприятие «Нирп» хочет восстановить СПРН под Балаклавой. В свое врем я участвовал в разработке алгоритма работы этой станции. Мой ученик А. А. Манукьян вышел с идеей создать на базе КГМТУ удаленное подразделение Московского радиотехнического института, которое будет заниматься алгоритмами этой станции. В настоящее время создается целый отдел.

Сегодня очень актуально импортозамещение. В этой связи поставлена задача создать подводные гидрорадиолокаторы для гражданских и военных нужд. Керченский государственный морской технологический университет и Московский радиотехнический институт объединят усилия для достижения этой цели. Думаю, руководство Республики Крым поддержит нашу инициативу.

Я также ратую за создание автоматизированной системы проводки судов через проливы в сложных ситуациях. Она должна быть двойного назначения — военного и гражданского. За автоматизацией судовождения будущее. Она аккумулирует в себе опыт всех лоцманов, штурманов. Человек, освоивший этого рода автоматику, может устроиться где угодно.

— А куда деть лоцманов?

— Придется переучить.

— Какой научный труд вы подготовили недавно?

— Вышла книга «Корреляционная теория фильтрации и управления многомерными случайными процессами». Исследуемая теория очень важна для практики, в частности в судовождении. Даже при получении весьма приблизительной информации о нахождении судна с помощью системы GLONASS, радиолокатора, можно данную информацию объединить и оптимальным образом обработать. При этом будет получена более высокая точность.

Данная теория универсальна. На нее можно опираться в различных областях деятельности.

— Интересно узнать ваше мнение об уровне преподавания математики, физики, химии в школе. В состоянии ли первокурсники сразу же осваивать вузовскую программу или же их приходится подтягивать до ее усвоения?

— В советское время уровень преподавания был серьезный. В настоящее время молодому человеку, решившему поступить в престижный московский вуз, без помощи репетиторов не обойтись. Кроме того, надо знать специфику института, чего он требует от абитуриента.

Что касается многих частных вузов, то всерьез говорить об уровне преподавания в них математики, физики, химии не приходится.

— Готовятся новые кадры, и по-прежнему не изжита утечка умов. Почему так происходит?

— К сожалению, оплата труда наших высококвалифицированных специалистов оставляет желать лучшего. Она на порядок ниже, чем в тех странах, куда уезжают наши ученые, инженеры. Да и с профессиональным, карьерным ростом там проще.

— Владимир Николаевич, вы выбрали Керчь местом работы, а Юркино — местом проживания. Чем обусловлен этот выбор?

— Ощущаю тепло родного очага. Меня всегда прельщал родной город. В нем я вырос, окреп. В молодости занимался боксом. Занял второе место в своей весовой категории на чемпионате СССР среди юношей. Бокс в Керчи начинался с меня. Приятно вспомнить.

У меня были очень хорошие отношения с мэром Керчи в 90‑х годах прошлого столетия Александром Сафонцевым. Он много раз был у меня в Москве. Как-то я помог ему сохранить за командой «Океан» место во второй лиге чемпионата Украины, когда керченской команде грозил вылет в более низкий дивизион.

Бокс научил держать удары в жизни. Считаю, что я их выдержал.

Работа в Керчи по-прежнему увлекает, а жизнь в тихом Юркино располагает к душевному комфорту и размышлениям.

Беседу вел Александр Девятка